Настоящий отчет представляет собой резюме дискуссий на конференции «Баланс и разделение политической власти в полиэтничных обществах», состоявщейся 25–27 января 1993 г. в Москве. Спонсорами встречи выступили совместно Комитет по международным конфликтам и сотрудничеству Национального научно-исследовательского совета США и Институт этнологии и антропологии Российской академии наук. Примерно сто ученых и политиков из различных частей Российской Федерации и других стран, расположенных на территории бывшего Советского Союза, а также специально подобранная группа западных исследователей приняли участие в широком обсуждении сущности и истоков этничности, национализма и этнических конфликтов в полиэтничных обществах.

В течение трех дней работы конференции было проведено пять заседаний по половине дня каждое, причем достаточно продолжительное время было отведено на обсуждение докладов. Одна из вечерних сессий была посвящена недавнему кровавому конфликту между осетинами и ингушами в Северной Осетии. Заключительное заседание, организованное в форме круглого стола, предоставило нескольким участникам возможность высказать свое мнение о ходе состоявшихся дискуссий. Большая часть отведенного для обсуждения докладов времени была уделена выступлениям участников конференции из стран—преемниц бывшего Советского Союза по поводу этнических отношений в конкретных регионах, а также по поводу политики, которая могла бы предотвратить этнические конфликты, обеспечить их управляемость или же смягчить их.

Основное внимание конференции было сосредоточено на институтах, процессах и стратегиях управления конфликтами, обеспечивающих баланс интересов соответствующих общин в

демократических полиэтнических государствах. По предложению организаторов конференции, широкое рассмотрение опыта многих стран могло бы выявить ряд подходов, приложимых к ситуации, складывающейся в настоящее время внутри государств-преемников Советского Союза и в отношениях между ними.

Важность обсуждавшихся тем—национализма, прав человека и демократизации—и громадный интерес, проявленный к возможным стратегиям защиты и уравновешивания разнообразных этнических интересов в условиях полиэтничных государств, обусловили широту и разнообразие спектра участников. Присутствие представителей из различных регионов Российской Федерации, Средней Азии, Прибалтики и других мест послужило значительному обогащению дискуссии. В то же время, многочисленность и разнородность состава конференции затруднили глубокое обсуждение конкретных институциональных решений, принимаемых в различных национальных контекстах.

По мнению организаторов и участников, конференция является первым успешным шагом к налаживанию того, что должно стать постоянным диалогом. В настоящее время планируются будущие мероприятия, на которых будет продолжено рассмотрение тем, обсуждавшихся на данной конференции. Это позволит участникам с большей глубиной и в сравнительной перспективе обсудить различные политические варианты, которые могли бы реализоваться в государствахпреемниках Советского Союза. Мы предполагаем, что в число подобных совместных мероприятий войдут дискуссии, проводимые в автономных политических регионах вне Москвы, где проходит реформирование политических систем и где опыт других полиэтничных обществ может иметь большое практическое значение.

Проведение конференции было бы невозможным без той преданности делу, которая была проявлена ее сопредседателями Джоном Комароффом и Валерием Тишковым, уже в 1990 г. предвидевшими значимость такого рода деятельности и активно работавшими на всех этапах, предшествовавших московской встрече. Необходимым условием успеха были также настойчивость, самоотдача и организаторская работа сотрудников Комитета по национальным конфликтам и сотрудничеству, США, и Института этнологии и антропологии РАН. Особую благодарность следует выразить сотрудникам комитета Ли Уокер, Полу Стерну и Мэри Томас, а также Анатолию Ямскову и Елене Сорокиной из Института этнологии и антропологии. Переработка пространной рабочей программы конференции в резюмирующий документ является заслугой Ли Уокер и Пола Стерна и сотрудника Института этнологии и антропологии Валентина Парицкого, переведшего отчет на русский язык. Наконец, мы должны выразить признательность за поддержку, оказанную Фондом Джона Д. и Катерин Т. МкАртур и Институтом мира США, которые предоставили фонды для участия американской стороны и для подготовки настоящего отчета, а также Российской академией наук, обеспечившей поддержку с российской стороны.

Сидней Верба,

Председатель Комитета по международным конфликтам и сотрудничеству

The National Academy of Sciences is a private, nonprofit, self-perpetuating society of distinguished scholars engaged in scientific and engineering research, dedicated to the furtherance of science and technology and to their use for the general welfare. Upon the authority of the charter granted to it by the Congress in 1863, the Academy has a mandate that requires it to advise the federal government on scientific and technical matters. Dr. Frank Press is president of the National Academy of Sciences.

The National Academy of Engineering was established in 1964, under the charter of the National Academy of Sciences, as a parallel organization of outstanding engineers. It is autonomous in its administration and in the selection of its members, sharing with the National Academy of Sciences the responsibility for advising the federal government. The National Academy of Engineering also sponsors engineering programs aimed at meeting national needs, encourages education and research, and recognizes the superior achievements of engineers. Dr. Robert M.White is president of the National Academy of Engineering.

The Institute of Medicine was established in 1970 by the National Academy of Sciences to secure the service of eminent members of appropriate professions in the examination of policy matters pertaining to the health of the public. The Institute acts under the responsibility given to the National Academy of Sciences by its congressional charter to be an adviser to the federal government and, upon its own initiative, to identify issues of medical care, research, and education. Dr. Kenneth I.Shine is president of the Institute of Medicine.

The National Research Council was established by the National Academy of Sciences in 1916 to associate the broad community of science and technology with the Academy’s purposes of furthering knowledge and of advising the federal government. Functioning in accordance with the general policies determined by the Academy, the Council has become the principal operating agency of both the National Academy of Sciences and the National Academy of Engineering in providing services to the government, the public, and the scientific and engineering communities. The Council is administered jointly by both Academies and the Institute of Medicine. Dr. Frank Press and Dr. Robert M.White are chairman and vice chairman, respectively, of the National Research Council.

В центре дискуссий на состоявшейся конференции была проблема различных определений и подходов к пониманию этничности или этнического (само) сознания (ethnic identity). Предлагавшиеся подходы отличались большим разнообразием, но их можно свести к следующим трем категориям в соответствии с типологией, предложенной в докладе Крофорда Янга: с точки зрения «примордиалистов», этничность является естественным, врожденным и неискоренимым началом; с точки зрения «инструменталистов», этничность—это прежде всего средство, используемое различными элитами в конкурентной борьбе за достижение материальной или политической выгоды; по мнению же «конструктивистов», этническое сознание обусловлено социально, а изучение феномена этничности должно быть сфокусировано на процессах формирования, развития и распада этнического самосознания. Сторонники «примордиального» подхода рассматривают этничность в качестве одного из фундаментальных общественных начал, в то время как «инструменталисты» и «конструктивисты» считают её современным изобретением, родившимся из конкретного исторического контекста. С точки зрения инструменталистов, в основе притязаний общности людей на право считаться отдельным этносом всегда лежит политический миф, который сознательно создается, распространяется и зачастую манипулируется элитами, стремящимися к власти, к достижению материальной выгоды или к тому и другому одновременно. Конструктивисты согласны с точкой зрения на этничность как на современное явления, но постулируют при этом, что в процессе формирования этнического самосознания

культурные элиты играют пусть и значительную, но не обязательно исключительную или манипулирующую роль. В соответствии с таким видением конкретные формы самосознания часто берут свое начало из факта признания и четкого формулирования определенного совместного опыта социальной дискриминации, угнетения и подчинения. В противоположность примордиалистам, инструменталисты и конструктивисты склонны рассматривать этнические границы как элементы, находящиеся в процессе постояного изменения, включающего как утраты, так и приобретения, т.е. этнические границы рассматриваются ими как проницаемые и относительно подвижные. Конструктивисты подчеркивают, в частности, что самосознание отдельной личности может быть множественным (например, родитель, русский, ученый) а иногда гнездовым (например, москвич, русский и европеец).

В ходе конференции понятие «национализм» служило источником оживленных дискуссий. Участниками конференции был выдвинут целый ряд всевозможных определений, различавшихся по расстановке акцентов, оттенкам значений и политическому подтексту. Как отметил в своем исследовании этой проблемы Эрнст Хаас (1986), дебаты по вопросу о национализме напоминают общеизвестную притчу, в которой несколько слепых пытаются объяснить, что такое слон, концентрируя внимание каждый на своем и норовя выдать часть слона за целое.

Участниками предлагались такие разнообразные определения национализма как политическая идеология, как одна из форм коллективного самосознания, как ширма для дискриминации и как движение за политический суверенитет. Элизабет Киш в своем выступлении предложила считать национализм «формой политического сознания, вращающейся вокруг идеи

соотнесения себя с определенной нацией и своей преданности ей.». Другой из участников определил национализм как «этничность плюс армия и военноморской флот», тем самым подчеркнув взаимосвязь между утверждением национальной государственности и контролем над государственным аппаратом. Ещё одно из мнений состояло в том, что национализм—это всего лишь оправдание дискриминации, т.е. средство, позволяющее одной группе людей пользоваться преимуществами перед другими. В ходе обсуждений участники достигли всеобщего согласия в том, что национализм подразумевает утверждение политической легитимности и включает обычно притязание на государственную власть или, по меньшей мере, на самоуправление от имени нации или народа. Вопрос же об определяющих признаках национальной государственности остался, однако, крайне спорным. Часть обсуждений была связана с проблемой определения принадлежности к нации, а также с проблемой неопределенности термина «национальное государство». По одному из определений, принадлежность к нации равносильна принадлежности к государству, т.е. к политической общности. Примером служат Соединенные Штаты: право называться «американцем» определяется либо физическим местом рождения, либо соответствием определенному набору юридических требований, вне зависимости от этнического или национального происхождения конкретного человека. В соответствии с другим часто используемым определением, нация отождествляется с конкретной этнической группой. Различие между этими двумя определениями хорошо отражено в разнице между терминами «русский» (член этнической группы) и «россиянин» (член политической общности). Националистические движения иногда исповедуют ту доктрину, что только люди, принадлежащие к определенной этнической группе, могут быть членами нации и имеют полное право на участие в жизни государства.

Многими участниками отмечалось расхождение между классической моделью национализма, построенной на историческом опыте Центральной и Западной Европы XIX-го века, и тем национализмом, который характерен для многих недавно ставших независимыми стран. Западный национализм XIX-го века был неразрывно связан с развитием вслед за французской революцией национально-государственной системы в Европе. Династическое правление и его идеологическая основа в виде священного права королей были низложены и уступили место принципу политической легитимности правления от имени «народа». «Народу» был тем самым присвоен статус «нации» при том, что ранее последний термин применялся лишь в отношении таких социально доминирующих групп, как аристократия и духовенство. В ходе распространения этих революционных преобразований по европейскому континенту различные самозванные представители превращали свои этнические группы в нации и требовали от их имени признания, суверенитета и государственности. Возникшие в эту революционную эпоху культурные элиты создавали своего рода «воображаемые общности», достигая этого через определение своей национальной идентичности, проецирование национального самосознания на прошлую историю, выборочное препарирование исторических сведений о различных народах, а в некоторых случаях путем фабрикации документов и создания вымышленных личностей и событий. В процессе «национального строительства» происходила гомогенизация и стандартизация, с одной стороны, различных диалектов, что приводило к появлению национальных языков, а с другой, разнородных обычаев и культур населения тех территорий, которые заново определялись как родины соответствующих наций. Люди, ранее относившие себя по самым различным

признакам, например, к христианам, знати, крестьянам или жителям какой-либо конкретной деревни, превращались в немцев, итальянцев и венгров.

Националистические группы зачастую притязают на власть, аппелируя к праву наций на самоопределение, которое стало одной из базисных установок политического либерализма двадцатого века после Первой мировой войны, второго глубочайшего преобразования европейской государственной системы. Право на самоопределение, первоначально сформулированное Карлом Марксом в поддержку освобождения «прогрессивных народов» Польши и Ирландии от гнета Российской и Британской империй, оставалось главным образом лозунгом социалистического движения вплоть до того момента, когда Вудро Вильсон объявил его одной из целей демократической войны в своих четырнадцати пунктах 1918 года. После войны это право было записано в Хартии Лиги Наций, а в конце Второй мировой войны подобная же формулировка была включена в основополагающие документы ООН. Участники конференции отмечали, что национальные движения необходимо рассматривать в конкретном историческом контексте их развития. По мнению Стэнли Тамбиа, такой подход особенно необходим для понимания современного национализма в Третьем мире и его отличий от европейских предшественников. Тамбиа высказал предположение, что попытки европейских держав навязывать своим доминионам европейский стиль управления породили в колониях национализм оборонительного характера. Усилия европейцев по модернизации своих колониальных владений и проведение ими гомогенизирующей политики в вопросах национального строительства привели к нарождению местных культурных элит, которые стали воспринимать проводимую европейцами политику как попытки подавить или даже уничтожить аборигенные культуры и народы. По иронии судьбы многие из тех национальных лидеров, которым

европейские державы передали власть после предоставления независимости, были в прошлом частью колониальной элиты, воспринявшей европейские идеи государственного строительства и управления через колониальные модели. Обретя власть, новые элиты приступили к национальному строительству и проведению политики модернизации сродни тем, что осуществлялись их колониальными наставниками. Эта политика вызвала аналогичные оборонительные формы реакции, включая укрепление внутригруппового единства среди групп населения, которые сочли себя ущемленными или поставленными под угрозу, и привела к возникновению сепаратистских движений в целом ряде обретших независимость полиэтнических государств Третьего мира (например, в Биафре). Политика модернизации также способствовала распространению оппозиционных национальных антимодернистских движений, возглавлявшихся образованными или полуобразованными элитами (примером может служить иранская революция).

Участники конференции согласились с тем, что те бурные страсти и проявления лояльности, которые возникают вокруг национальных мифов, представляют собой значительныю силу в современном мире. С точки зрения инструменталистов и конструктивистов эти мифы и исторические верования являются продуктами социального развития, не становясь, однако, от этого менее мощными; с точки же зрения примордиалистов, национальные мифы и история воспринимается как нечто изначально данное. В качестве особенно выразительного примера приводился недавний конфликт вокруг храма Айодха в Индии. Разрушители храма оправдывали свои действия на основании двух «исторических» мифов, гласящих, что бог Рама спустился на землю именно в этом месте две тысячи лет тому назад и что индуистский храм, стоявший на этом месте, был

разрушен в шестнадцатом веке ради постройки мечети. Индуистское богословие опровергает первое, а исторические свидетельства почти никак не подтверждают второе. Как же следует понимать этот эпизод и возникшую на его основе межобщинную напряженность? Согласно примордиалистам, в страстности участников нападения на храм отразилась их вера в «изначальные» мифы, а также тот факт, что верования не становятся слабее от того, что «история» оказывается ошибочной. С точки зрения конструктивистов, верования и их несоответствие тем религиозным учениям, на которых они якобы основываются объяснимы пишь в современном контексте политического развития индуизма. Инструменталистский же подход особо выделяет интересы тех конкретных политических деятелей, которые вполне могли выступить подстрекателями данного нападения и извлекли очевидную выгоду из обстановки возникшей социальной поляризации и нестабильности.

В работе конференции большое внимание было уделено вопросу о нынешнем подъеме националистических движений в бывшем Советском Союзе. В фокусе сообщений и обсуждений находились конкретные обстоятельства конфликтов и других форм проявления национализма на Северном Кавказе, в Средней Азии, Поволжье и Прибалтике, включая положение в Ингушетии, Калмыкии и Татарстане, а также проблемы этнических меньшинств в Башкортостане, Узбекистане, Гpузии и Латвии. Особо подчеркивалось, что частные случаи этнических проявлений и конфликтов возникали в конкретных культурных и исторических обстоятельствах, но что при этом им свойственны ряд общих черт, поскольку все группы и регионы обладали общим опытом жизни в условиях советской власти и горбачевских реформ, и все сейчас пытаются справиться со схожими между собой кризисами,

возникающими в ходе пост-советских политических и экономических преобразований. Во всех этих случаях основные политические институты были признаны незаконными и прежним элитам пришлось либо уйти со сцены, либо перестроиться для сохранения своих позиций.

Национализм является одним из основных проявлений политической активности на всей территории бывшего Советского Союза в силу ряда причин. Главная из них заключается в том, что советская система строилась на иерархии административных единиц (от союзных республик до автономных регионов) название каждой из которых законно отождествлялось с конкретной этнической группой. Это обеспечило готовую институциональную базу—во всех сферах от политики до культуры—для развития политических движений, идентифицированных с соответствующими национальностями. По иронии судьбы, советская политика, нацеленная на обеспечение сотрудничества и обуздание национальных элит, привела к тому, что после распада централизованного управления обладающие обостренным национальным чувством группы оказались в состоянии использовать эту базу в своих собственных интересах. Включение в качестве одного из пунктов в советский внутренний паспорт графы о национальности также усилило восприятие национальности как одной из изначальных социальных категорий. Националистические движения играют также и на том, что в течении всего советского периода они осуждались и подавлялись как антисоциалистические и антисоветские. Участники конференции также подчеркивали реальность и жестокость национальных репрессий, осуществлявшихся в советское время. При советском режиме многие народы прошли через беспрецендентные испытания и насильственное переселение (так называемые «репрессированые» народы, среди которых ингуши, чеченцы, крымские татары и турки-месхетинцы). На долю других народов выпали

поражение в основных правах и физическое разрушение окружающей среды под видом осуществления или защиты якобы всеобщих интернационалистских идеалов. Люди с таким печальным опытом склонны поддерживать националистические программы в противовес тем универсалистским и интернационалистским принципам, которые служили, как это им известно из собственного опыта, всего лишь прикрытием для политического и культурного господства тех элит или групп большинства, из которых они сами были исключены.

Конфликты на этнической почве отличаются на территории бывшего Советского Союза большим разнообразием форм. При всем том, что каждая ситуация по-своему уникальна, Гeйл Лапидус предлагает следующую классификацию как путь к пониманию различия и сходства между этническими конфликтами в данном регионе, а также как средство для разработки способов их предотвращения и урегулирования. В самом общем плане типология различает конфликты, происходящие на межгосударственном уровне (например, конфликт между Россией и Украиной по вопросу о Крыме), и конфликты в пределах государственных границ. Конфликты внутри государства разделяются Лапидус на несколько категорий: конфликты с вовлечением в них аборигенных меньшинств (например, лезгин в Азербайджане и Дагестане); конфликты с вовлечением в них общин пришлого населения (например, русские в Прибалтике); конфликты с вовлечением насильственно перемещенных меньшинств (например, крымских татар), а также конфликты, возникающие в результате попыток пересмотра отношений между бывшими автономными регионами и правительствами государств-преемников (например, Абхазия в Грузии и Татарстан в России). Акты общинного

насилия подобные тем, что имели место в Оше и Фергане в Средней Азии, были выведены в отдельную категорию. По мнению Лапидус, эти взрывы насилия явились результатом перекладывания груза экономических трудностей на плечи наиболее уязвимых групп населения и в большей мере связаны с громадными экономическими трудностями в регионе и с высоким уровнем безработицы среди молодежи мужского пола, чем с этнической принадлежностью как преступников, так и их жертв. В ходе конференции был проанализирован ряд уже развивающихся и потенциальных конфликтов. Леокадия Дробижева сконцентрировала свое внимание на крупных общинах экспатриантов в недавно обретших независимость государствах—на вопросе, уже сегодня создающем сложные политические проблемы как для правительств новых государств, так и для России. По мнению Лапидус, опыт французской экспатриантской общины в Алжире мог бы послужить черезвычайно полезной аналогией для понимания той ситуации, с которой столкнулись сегодня русские в Прибалтике. Хотя многие русские проживают в этом регионе на протяжении нескольких поколений, они зачастую воспринимаются на местном уровне как люди, вмешивающиеся в чужие дела, как колониальные угнетатели или как остатки позорного советского прошлого. Выдвигаемые ныне требования устранить прежние диспропорции в системе властных и имущественных отношений могут перерасти в требования лишить прав собственности и сместить ту прежде властную группу, которая образует теперь лишь слабое меньшинство. Подобные требования могут спровоцировать не только местные, но и межгосударственные конфликты, если, например, Россия попытается вступиться и действовать в качестве защитника русских в Прибалтике. Такие проблемы, связанные с вмешательством извне, вполне могут возникать по спорным вопросам, касающимся таких народов или населения, которые составляют большинство в одном государстве и меньшинство в

другом (например, узбеки в Таджикистане). Ещё один тип современных конфликтов связан с населением бывших автономных регионов (например, татары и саха (якуты) в Рoссии и абхазцы в Грузии). И в России, и в Грузии требования ещё большей степени автономии или независимости, выдвигаемые бывшими автономными регионами, часто воспринимаются центральным правительством и многими членами доминирующей национальности как ставящие под угрозу территориальную целостность и экономическую жизнеспособность государства. В случае Грузии подобные требования оцениваются также как создающие своего рода «пятую колонну»—как потенциальный предлог для внешнего (т.е. российского) вмешательства во внутренние дела Грузии. Участниками конференции подчеркивалось также, что неуместное вмешательство и чересчур топорная политика со стороны местных, государственных или федеральных властей также способны спровоцировать проявления насилия в условиях этнической напряженности. Наглядные свидетельства этого были приведены в ряде сообщений и в документальном фильме о современном конфликте в Северной Осетии. Решение Верховного Совета Российской Федерации санкционировать восстановление ингушской автономии без предварительного решения критического вопроса о границах в регионе, а также решение местных властей о распределении боеприпасов рассматривались участниками конференции как сыгравшие дестабилизирующую роль в условиях чрезвычайно взрывоопасной ситуации.

Процесс демократизации зачастую изменяет формы проявления этнического самосознания и усиливает

националистические требования. По замечанию Стэнли Тамбиа, процесс демократизации в странах Третьего мира часто сопровождается ростом коллективных актов насилия и «этнонациональных» конфликтов (т.е. конфликтов по поводу государственной власти, нагнетаемых этническими претензиями или националистической агитацией). По его предположению это явление может быть результатом того факта, что в странах, недавно вступивших на путь демократизации, на карту оказывается поставлено слишком многое, включая перестройку экономики, перераспределение собственности, а также доступ к высокому материальному обеспечению и социальному статусу. Сами правила игры в недавно самоопределившихся странах, т.е. их конституционное и правовое устройство—все ещё не опредилились. Результаты выборов потенциально могут воздействовать не только на самосознание тех лиц, которым предстоит разрабатывать и проводить эти правила в жизнь, но также и на коллективное благополучие больших групп населения, часто обладающих этническим самосознанием. Как следствие, избирательный процесс сопровождается обычно накалом страстей и насильственных действий как во время предвыборной кампании и голосования, так и после обнародывания результатов. Даже государственные границы вновь определившихся государств часто становятся предметом споров. Вопрос приобретает критическую остроту, когда в результате безоглядного осуществления мажоритарной политики доминирующая группа населения получает неограниченный контроль над государством и над его распределительным и репрессивным аппаратом. В зависимости от того, как проведены границы, большинством может оказаться та или иная группа, т.е. она может занять доминирующее положение в государстве или в каком-либо из его политических подразделений. В тех случаях, когда политическое разделение совпадает с этническим, а выборы проводятся по принципу «победитель получает все»,

проигравшая сторона обычно начинает считать себя извечным политическим и этническим меньшинством, которому заведомо будет отказано в законных способах удовлетворения своих обид и требований. Подобная ситуация часто способствует радикализации разногласий, созданию партизанских или террористических движений и может привести к гражданской войне.

Темой нескольких заседаний, а также заключительного круглого стола был вопрос о соотношении групповых прав и прав человека. Права человека по сути своей понятие чисто современное, берущее начало от рационализма эпохи Просвещения, пытавщегося установить универсальные принципы существования всех человеческих сообществ. Основываясь на нормах международного права, принятых в ООН, на Всеобщей Декларации прав человека и на ряде последующих соглашений и протоколов ООН, концепция прав человека исходит из того, что все люди в основе равны между собой и им должны быть обеспечены равная защита и равные права теми государствами, в которых они живут. Такая защита и права включают: право на равную защиту перед законом, право свободы перемещения и проживания в границах данного государства, право на защиту в случае произвольного ареста и задержания, а также право сохранять и пользоваться языком и культурой своей этнической группы. Статус групповых прав, включая права нации, служит предметом полемики в международном сообществе. Поскольку считается, что носителем прав человека является личность, то само это понятие исключает защиту прав каких-либо социумов. Защитники групповых прав считают, что в современную эпоху понятие прав человека нуждается в расширении, поскольку оно не обеспечивает более достаточно эффективной защиты личности от произвольных действий национального государства.

Мажоритарная система демократии слишком часто позволяет доминирующим группам общества применять принудительную силу государства против численно меньших групп. В случаях, когда группы большинства и меньшинства определяются по этническому принципу, может иметь место нарушающая права человека политика дискриминации, насильственной ассимиляции, вытеснения и геноцида. По замечанию Кэрол Нагенгаст, групповые права могут в определенных контекстах выступать в качестве средства, обеспечивающего уважение к правам человека, но при возникновении противоречия между ними предпочтение должно отдаваться правам человека.

Право на самоопределение, являющееся, со всей очевидностью, групповым или коллективным правом, закреплено в различных документах ООН. В первой же статье и Международного Договора о гражданских и политических правах, и Международного Договора об экономических, социальных и культурных правах это право описывается следующим образом: «все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободны определять свой политический статус и осуществлять свое экономическое, социальное и культурное развитие». Однако, какое-либо юридически согласованное определение народа отсутствует. В соответствии с имеющимся в рамках ООН консенсусом, следует проводить различие между народами и меньшинствами, но при этом термин «народ» нельзя понимать в этническом смысле. Скорее, он должен соотноситься с понятием «жители определенной территории», а «меньшинствам», включая этнически определяемые группы, следует искать решения своих проблем в пределах тех государств, в которых они проживают. Трудность в достижении согласованной формулировки о групповых правах, возможно также, проистекает из того факта, что соответствующие соглашения подписаны не

представителями групп, но государствами-членами ООН, и поэтому приоритет в них отдается соблюдению таких зачастую противоречащих друг другу принципов, как территориальная целостность и невмешательство во внутренние дела друг друга, а не по принципу самоопределения, признание которого чревато возможностью раскола государства и вмешательства извне. Обретение международного признания независимым государством на основании права народов на самоопределение никогда не происходило автоматически без каких-либо сложностей. На версальских переговорах 1919 года государственная независимость была признана лишь за «нациями-субъектами» вражеского альянса. На переговоры не были допущены представители, утверждавшие права народов, подчиненных победителям (например, индийцы, ирландцы и корейцы). В настоящее время разработан круг критериев, минимально необходимых для принятия подобных требований к рассмотрению. Выдвигающий эти требования народ должен четко отличаться по ряду ключевых параметров от доминирующего населения государства своего проживания. Этнические, культурные и лингвистические различия считаются условиями необходимыми, но не достаточными. В соответствии с исторически сложившейся практикой, необходимым условием считается также четкая территориальная обособленность соответствующего населения. Та война, которая разразилась вслед за признанием международным сообществом ряда государств-преемников Югославии—в прямом несоответствии с этим условием,—несомненно ещё более укрепит его значимость в будущем. Хотя самоопределение, включая право на национальную независимость и сувернитет, и является классическим методом решения проблеммы полиэтничности внутри государств, существуют и другие возможные пути решения. Многими участниками конференции обсуждалась возможность таких поликультурных решений, которые бы признавали своеобразие и права этнических меньшинств и

обеспечивали бы им законное право на существование и формы самовыражения в рамках полиэтнического общества. Проблемы сосуществования различных культур, широко обсуждаемые в Соединенных Штатах и во многих других странах мира, были затронуты также в выступлениях ряда участников конференции применительно к их собственным регионам. Раиль Кузеев, например, описал новый проект конституции Башкортостана, в котором отвергается этнический принцип определения новой республики в пользу декларации равенства прав всех населяющих ее народов. Подобным же образом, Михаил Саакишвили проинформировал конференцию о том, что грузинским парламентом рассматривается новый закон о национальностях, базирующийся на концепции культурной автономии. Валерий Тишков высказал твердую поддержку идее поликультурных решений, упирая при этом на пример Югославии. По его утверждению, такие решения обладают преимуществами по сравнению с попытками создания многочисленных минигосударств на основе национального самоопределения. Он отметил, что почти все так называемые национальные образавания на территории бывшего СССР являются фактически многонациональными и поликультурными и что попытки изменить такое положение могли бы лишь повредить интересам соответствующего населения. Валерий Тишков особо подчеркнул, что всемирная тенденция к усилению взаимодействия между народами способствует образованию более крупных экономических и политических единиц (например, Европейского сообщества), а не минигосударств.

Различными участниками отмечалось, что требование политической легитимности и самоопределения не всегда является требованием независимой государственности. Этническими и другими меньшинствами часто выдвигаются более скромные требования: большей степени самоуправления, внутренней автономии, особых прав на местные природные ресурсы, право возвращения и проживания на территориях,

которые они считают своей исторической родиной, и право давать образование своим детям на своем собственном языке. Международное сообщество поощряет признание подобных требований, называемых «внутренним самоопределением», включающим разнообразные типы местной и региональной автономии в рамках федеральных или конфедеральных систем. При таком способе решений языковые права, политика в области образования, вопросы культуры, а также здравоохранения и социального обеспечения определяются обычно на уровне автономных подразделений, а вопросы обороны, внешних сношений и международной торговли решаются федеральными властями. Как явствует из политических споров, имеющих сегодня место во многих новых государствах, под рубрикой внутреннего самоопределения возможны различные варианты действий центральных и местных властей.

Участниками конференции подчеркивалось, что государство и его внутренняя политическая структура являются результатом конкретного исторического развития и что попытки каких-либо обобщений в этой области чрезвычайно рискованы. Тем не менее почти каждое из так называемых национальных государств является фактически полиэтничным, но степень их полиэтничности колеблется в очень широких пределах. Моноэтничных государств в мире почти нет (за возможным исключением такой географически изолированной страны как Исландия). Отождествление нации с государством является поэтому, самое меньшее, случаем неправильного наименования и, самое большее, полной фикцией. При той высокой степени смешения населения, какая имеет место во многих географических районах, предполагаемый идеал «одна нация—

одно государство» оказывается недостижимым также и по географическим причинам. Особо подчеркивался тот факт, что попытки создания моноэтничных государств в географических районах со смешанным населением могут привести к ужасным последствиям, которые ассоциируются у нас с Холокастом, насильственными массовыми миграциями населения и нынешней политикой «этнической чистки» в бывшей Югославии. Поскольку почти все государства полиэтничны и поскольку сегодня наблюдается подъем этнонационализма, перед многими странами встают важные политические вопросы, связанные с этничностью, национализмом и политическим устройством государства. Дискриминация, репрессии и ассиметрия в распределении богатства и власти в государстве могут приводить к возникновению партизанских движений, терроризма, междуусобиц и войн между государствами. Когда дискриминируемая в одном государстве группа составляет большинство в другом, результатом могут быть возрастающая напряженность, эмбарго или вооруженное вмешательство под предлогом защиты прав угнетаемого меньшинства. Многочисленные ссылки делались на Югославию, как на пример, коему не следует подражать. Учитывая подобные опасности, участники согласились между собой в том, что интересы всех групп (доминирующих и других) в многоэтническом государстве требуют совместной работы по созданию политических структур, которые бы обеспечивали достаточный баланс и защиту интересов и прав всех граждан и групп. Попытки подавления некоторых этнических групп путем, например, отказа в гражданстве и в праве участвовать в выборах или через принудительное перераспределение имущества и земли чреваты такими последствиями, как правительственный кризис или международный конфликт.

Некоторыми выступавшими отмечалось, что все границы

являются историческими случайностями—результатом превратностей сражений, сделок, заключавшихся за столом переговоров, или условий брачных договоров. Пример африканского континента показывает, однако, что государства могут разрешить многие вопросы, связанные с искусственными границами, оставшимися от падения империй. Границы возникших в постколониальный период в Африке государств почти неизменно совпадают с теми, что были установлены европейскими империалистами в ходе их конкурентной борьбы за колониальные завоевания. При их установлении почти или совсем не принимались в расчет какие-либо местные критерии. При этом границы оставались вопиющим свидетельством и пережитком предшествующего периода угнетения. Однако любые попытки «выправить» эти границы с тем, чтобы они соответствовали географическому распределению языков или этнических групп, историческим границам древних образований или различным топографическим или стратегическим параметрам, таят в себе опасность вызвать трудноустранимую волну межгосударственных конфликтов по всему континенту. Чтобы предотвратить разрушительные войны и сосредоточить внумание на улучшении жизненных условий внутри своих собственных границ, лидеры недавно обретших независимость государств Африки договорились о взаимном признании существующих границ. Особо примечателен тот факт, что при всем многообразии ситуаций и временной приуроченности кровопролитных этнических столкновений в Африке борьба велась в основном по поводу изменения внутренних, а не внешних границ и лишь изредка вызывала войны между государствами, если вызывала их вообще. Тот факт, что антиколониальная борьба проходила в пределах указанных границ и что победоносные антиимпериалистические коалиции создавались именно при данном территориальном разделении, способствовал, вероятно, решению этого потенциально взрывоопасного вопроса.

По мнению некоторых участников конференции, требование уделять особое внимание проблемам и привилегиям собственной группы с необходимостью подразумевает отсутствие уважения к другим, «меньшим» народам. По утверждению этих участников, особые права и равные права оказываются поэтому изначально несовместимыми. По мнению же других, далеко не все политические движения, которые придают моральный вес и ценность общностям, определяемым с помощью понятий культуры или этничности, обязательно дают начало политике исключительности, нетерпимости и шовинизма. Уже на начальном этапе конференции было отмечено, что национализм—категория полиморфная, включающая как варианты демократий и социальной терпимости, так и авторитаризма и империализма. Различные участники конференции указывали на большое разнообразие националистических движений, цели которых варьируются от вопросов защиты и развития групп, культурной автономии и обучения на национальных языках до получения самоуправления и суверенитета. Ни одна из этих целей не противоречит принципу уважения прав человека по отношению к членам своей собственной и других групп. Отмечался также факт общности некоторых целей у националистических движений и у защитников прав человека: в обоих случаях присутствует стремление расширить сферу защиты и личности, и группы от возможной жестокости и угнетания со стороны других, а также увеличить способность личности к большей автономии и самореализации. Те разновидности национализма, которые можно определить как строящиеся не на принципе исключительности, способны к признанию не только ценностей своей собственной национальной культуры, но и ценностей других национальных культур, а также к поддержке политических режимов, обеспечивающих их безопасность. Однако, националистические государства нередко проводят

политику, нарушающую права человека. Участниками конференции были выделены по крайней мере два типа таких конфликтных ситуаций. Один из них касается подавления меньшинств националистическими группами, контролирующими власть в государстве и осуществляющими соответствующую политику или систематическую дискриминацию. Другой связан с нарушением прав граждан (включая и тех, кто принадлежит к доминирующей национальности), что делается якобы для блага нации. Это часто происходит, когда национальное государство вступает в войну по поводу неприемлимого обращения с членами данной нации в другой стране. Оба типа нарушения прав человека имеют место в войне, идущей сегодня в бывшей Югославии.

Ввиду наличия в полиэтнических государствах потенциальной опасности насилия, нестабильности и нарушения прав человека, особенно в такие периоды обострения национального самосознания, как нынешний, участники конференции согласились с необходимостью создания политических и юридических систем, призванных предотвратить произвол и злоупотребления в сфере прав человека и групп. Обычно демократические политические и юридические системы строятся на основе конституций, гарантирующих равные права всем гражданам и их равную защиту в соответствии с законом. Однако, как явствует из советского примера, письменных гарантий бывает недостаточно для того, чтобы предотвратить авторитарный способ использования власти. Точно также и выборы, допускающие свободное соревнование, не являются достаточной гарантией того, что выбранные официальные лица не допустят

произвольного использования власти от имени большинства. Одна из основных задач строительства демократии в полиэтничном государстве состоит в утверждении системы, при которой политические руководители не только бы несли ответственность перед избирателями, но и были бы подотчетны закону в случаях нарушения установленных конституцией гарантий, особенно, в области прав человека и меньшинств. Участниками были обсуждены три класса инстуциональных структур обеспечения баланса и разделения власти: структуры, абстрагирующиеся от интересов отдельных групп; структуры, официально строящиеся на принципе признания групповых прав; и структуры, признающие групповые интересы, но стремящиеся к их преодолению.

В основе таких институтов лежит обеспечение прав личности: политических, юридических, социальных и культурных. В общественных системах с такими институтами конституционные и юридические гарантии запрещают дискриминацию на основе таких категорий как этничность, национальное происхождение, пол, возраст и многих других. Одним из наиболее известных примеров такой системы является Конституция Соединенных Штатов, дополненная Биллем о правах.

Второй тип институциональных структур стремится к обеспечению равной защиты и к полному включению всех граждан на основе прав, признаваемых за группами населения. Механизм таких институтов включает следующие компоненты: выделение определенного числа мест в правительстве пропорционально этнической принадлежности, парламентские квоты для различных национальных групп, региональную

автономию для территориально гомогенных групп и двухпалатную систему законодательства, при которой представительство в одной из палат основывается на принципе этнической принадлежности. В одной из особенно известных систем, носящей название «консоциационализм» (Липхарт, 1977), граждане разделяются на определяемые по этническому признаку «колонны», каждая из которых избирает определенную часть парламента, либо получает гарантированное число мест в кабинете, либо минимальное представительство в различных общественных институтах. Другими институциональными механизмами групповых прав обеспечивается контроль этнических групп и общин над такими институтами культуры, как школа, театр и религиозные институты. Основанные на групповом праве системы нередко предусматривают пропорциональное представительство этнических партий в правительствах и парламентах. В ходе дискуссий отмечалось также, что данный подход может давать положительный эффект и применительно к условиям таких невыборных институтов, как армия, полиция и государственная бюрократия. Высказывалось также мнение о том, что значительное количественное представительство этнических меньшинств может сыграть особо важную роль на самых нижних уровнях политической системы, где происходит самое тесное взаимодействие граждан с государством. Принцип ориентации на групповые права при создании институциональных систем критиковался однако некоторыми участниками конференции как потенциально способный обострить межгрупповую напряженность и усугубить отношения и политику группового отталкивания. Организация институтов власти на базе групповых прав способна привести к тому, что соперничество в сфере социальной и политической власти и конфликты, связанные с недостаточностью ресурсов, окажутся перенесенными в область этнического, что вызовет политизацию этнических различий и усилит их значимость.

Подобные институты могут также препятствовать созданию межэтнических коалиций, увековечивая представления об изначальной данности и непреодолимости этнических различий и затрудняя развитие альтернативных, неэтнических форм самосознания. Институты, организованные на основе принципа соблюдения прав групп, могут играть на руку воинствующим элементам. Поскольку борьба за голоса избирателей ведется по национальному признаку, то какие-либо стимулы к занятию позиции этнической терпимости или к осуществлению политики, которая могла бы завоевать симпатии избирателей различной этнической принадлежности и обеспечивала бы высокий уровень народной поддержки, отсутствуют. Кандидаты стремятся представить себя в качестве самых больших ревнителей интересов своей группы, а усилия, направленные на обеспечение интересов страны в целом, оказываются оттесненными на второй план.

Совершенно иного подхода к созданию институтов власти требует принцип разработки и строительства структур, способных решать связанные с полиэтничностью проблемы, но без увековечивания их в самих этих структурах. Несколькими участниками были сделаны ссылки на работу Дональда Хоровица относительно разработки институциональных структур для полиэтничных обществ. Хоровиц (1985; 1991) считает, что соответствующие институты должны создаваться не по принципу выделения мест или мандатов, а через создание условий, стимулирующих политиков содействовать сотрудничеству между группами и помогать организации коалиций на межэтнической основе в борьбе за каждый политический пост и за каждую сферу и уровень управления. В случае, когда этнические группы расселены по определенной территории, возможна целенаправленная организация

избирательных округов так, чтобы каждый охватывал несколько разных групп. Эта система образования избирательных округов предполагает включение стимулов к разработке такой стратегии избирательной кампании, которая базируется на принципе межэтнического сотрудничества или компромисса. Такого же рода стимулом может служить положение о том, что кандидаты должны получить не только большинство голосов в своих собственных округах, но и определенную меру поддержки от других групп. В некоторых избирательных системах кандидаты должны получать не только большинство от общего числа избирателей, но также определенный минимальный уровень поддержки в большинстве государств-членов федерации (например, в Норвегии в период между 1979 и 1983 гг.). Ключевым моментом успеха подобной стратегии избирательной кампании является то, что при этом возникает возможность формирования коалиций до, а не после выборов. Хоровиц утверждает, что попытки формирования коалиций вслед за парламентскими выборами, которые усугубляют этническую напряженность и приводят к поляризации избирателей, обречены на неудачу. Напротив, стратегия предвыборной кампании, описанная выше, содействует избранию кандидатов, проводящих умеренную примирительную линию, нежели тех, кто выступает с более крайних и непримиримых националистических позиций. Однако, для реализации подобных трансэтнических институтов необходимо, чтобы избиратели считали компромисс возможным и чтобы их представители не боялись на выборах обвинения в том, что они «продали» интересы своей группы.

Состоявшаяся конференция знаменует начало дискуссий в государствах-преемниках Советского Союза о путях преодоления «примордиалистического» типа мышления по поводу этничности и национализма, не оставляющего места этническим компромиссам. Конференция послужила также стимулом к дискуссиям по широкому кругу альтернативных решений проблемы полиэтничности в этих государствах как в политической, так и в культурной сферах. На политическом уровне имеется выбор между федерацией и конфедерацией, а также в вопросах о конституционных гарантиях и институтах, связанных с организацией выборов и представительства. Что касается сферы культуры, то участниками был поднят вопрос о том, какие идеалы и символы могли бы быть общими в государстве со многими культурами. Однако очевидно, что эти вопросы требуют гораздо большего внимания. По мнению участников конференции, встреча оказалась многообещающим первым шагом к развертыванию дальнейшего диалога. Многими было высказано пожелание осуществить серию последующих встреч подобного рода, которые бы содействовали обществоведческому анализу национального вопроса и его политического значения, а также организации политически более целенаправленных обсуждений альтернативных решений, осуществимых в конкретном политическом контексте государств-преемников Советского Союза. Особый интерес был проявлен к проведению последующих мероприятий вне Москвы, в тех районах, где автономные политические образования формируют сегодня политику, обещающую обернуться серьезными последствиями для межэтнических отношений.

Haas, Ernst 1986 What is nationalism and why should we study it? International Organization 40:707–744.

Horowitz, Donald L. 1985 Ethnic Groups in Conflict. Berkeley, CA: University of California Press.

1991 A Democratic South Africa? Constitutional Engineering in a Divided Society. Berkeley, CA: University of California Press.

Lijphart, Arend 1977 Democracy in Plural Societies. New Haven, CT: Yale University Press.

И.Д.Ковалъченко, академик-секретарь Отделения истории РАН

Джон Кoмарофф

Валерий Тишков

Раиль Кузеев

Леокадия Дробижева

Элизабет Киш

Ильзе Апине

Кроуфорд Янг

Виктор Викторин

Гeйл Лапидус

Михаил Саакишвили

Эдуард Ожиганов

Стэнли Тамбиа

Халджигит Санакулов

Кэрол Нагенгаст